Месяц май – пора тепла, чудес и птичьих трелей. Теплые ветра мягко гладят восходящие колосья, пышная листва колышется, одуванчики взлетают и путешествуют по округе. Усердные фермеры вдыхают утренний свежий воздух, довольно улыбаются, потягиваются как выспавшиеся коты и, хватая мотыгу, подходят к любимым огородным грядкам. Их дети не встают поздно, ворочаясь в мягких постельках; они вскакивают вслед, взахлеб пьют молоко, вытирают губы и несутся из дому встречать утро, встречать набирающее силы солнышко, бегать по приятной прохладной траве и наслаждаться новому дню. Захолмье – сказочное место, где царит гармония, сытость и довольство.
Яркий луч солнца медленно крался по бревенчатой стене, поднимался выше и выше, пока не запрыгнул на окна и не скользнул внутрь. Там – через стол, наваленные дрова у печи, через скамью с крынками и ендовами, добрался до низкой кровати, на которой спал и громоподобно храпел человек. Ростом он был высок, шириною велик, а волосом светел. Звали его Хельги, был он кузнецом и констеблем хоббитского поселения.
Вчерашний вечер выдался на удивление неспокойным. Всему виной дикий боров, которого позже прозвали Вонючка. Зверь раскидывал кидающихся на него полуросликов, отбивался от рогатин, топтал грядки, мял кочаны, ломал заборы. Если бы не подоспевший констебль, богатырской силой положивший дикого зверя, ничего страшного, собственно, и не произошло бы. В конце концов мясо у борова было сочное и вкусное, хватило на всех.
Хельги промычал и отвернулся от бьющего в глаза солнца. Жесткая подушка валялась на полу. Левая нога свисала с края кровати, и пятку кто-то облизывал: черный отъевшийся кот Баюн, часто заглядывающий к человеку, громко и с удовольствием мурчал.

Мурлыканье не прекращалось, даже несмотря на сопротивление облизанной пяткой, а потом и вовсе превратилось в пение, постепенно становящееся громче и отчётливее; хотя слова не были понятны, словно музыка этих слов разносилась по комнате на неизвестном языке высших и первых народов мира, о которых впоследствии забыли.
Мужчина, оголенный по пояс, приподнялся на могучих руках, протер сонные глаза и вопросительно уставился на кота, что также сидел подле кровати, ласково отвечая на взгляд человека, растопыривая белоснежные усы. Баюн – зверь свободный, вольный, всюду гуляющий и всеми любимый. За кров, он приносил радость, за еду – ловил мышей и крыс, порой, словно вражеская орда, досаждающих закромам и сусекам. Но никогда не было замечаний или удивлений, что добродушный, честный зверь способен петь.
Голос, после недолгого прислушивания, никак не мог принадлежать животному. Пела женщина, и пение её было мёдом для слуха, притягивающим и сладким. Девы искусны во многих вещах, которым мужчина не может сопротивляться: красота, покоряющая мир, сводящая с ума королей и князей, заставляющая сворачивать горы, нападать и убивать; хитрость дополняет и делает изящную даму сильнее, могущественнее, а сладкое пение затмевает разум, как дымка церковного кадила разносится по залам.
Хельги провел рукой по коту, отчего тот от удовольствия выгнулся и попытался пушистым хвостом захватить кисть кузнеца. На стене с окном, через которое проникал солнечный свет, висело зеркало над стареньким комодом, полным дорогих сердцу вещей. Хельги вздрогнул, когда заметил, что из этого самого зеркала на него большими изумрудными глазами смотрит девушка и поет медовым, чарующим голосом. Светлые волосы ниспадают стянутыми косами на узкие плечи, прикрытые алым сарафаном с белой узорчатой каймой. Вытянутый красивый лик и девичье пухлые щечки заставляют сердце ускоренно биться, а мысли путаться.
Сопротивляться естественному позыву вкупе с любопытством, кузнец не мог. Неуверенным шагом, с опаской, но жадностью в глазах, он подобрался к зеркалу и прислонился пятерней к изящной ладошке поющей красавицы.
– Кто ты? – шепотом спросил Хельги, чувствуя, как ком в горле мешает говорить.
Голова невольно закружилась.

При слове «дух» Хельги вздрогнул, но красота и очарования девушки вытеснили странные чувства и опасения, что тот перестал колебаться и думать о сказках о злой нечисти, что ему приходилось слышать в детстве и даже здесь, в Захолмье; он вздрогнул, отпрянул было, но приблизился, чтобы более внимательно рассмотреть красавицу в отражении. И лишь спустя некоторое время, Хельги вспомнил, что было сказано еще кое что.
«И, если без лжи и недомолвок, меня наняли для того, чтобы связаться с тобой. Прошу простить за внезапное появление и пробуждение, но дело скорое», – говорила девушка.
– Раз дело скорое, то слушаю тебя, девица, – мягко, со всей нежностью в голосе отозвался Хельги. – Что именно тебя привело сюда? Ты меня знаешь, знаешь, где я живу и даже где сплю, а я не ведаю и имени твоего. Тебя ведь как-то называют?
Кузнец смекнул, что стоит почти голый и, краснея, взялся за угол одеяла, чтобы накинуть себе на плечи. Одеяло поддалось с ворчанием: Баюн уже успел примоститься и заснуть, а смущение кузнеца лишало его мягкой постели и нагретого места. Кота совершенно не интересовало происходящая невидаль прямо под носом. Он многого удивительного и чудного навидался в своей жизни, ведь когда-то был любимым питомцем лесной ведьмы, но никто об этом не ведает, чему кот абсолютно рад.

Имя, произнесенное девушкой из зазеркалья, запомнилось Хельги навечно. Эта необыкновенная встреча отпечаталась на тысячных гранях памяти и позабыть подобное означало потерять способность здраво мыслить и держать в уме эксцентричные воспоминания из прошлого, на корню изменившие жизнь.
Хельги не отличался хитростью и крепким умом; крепости лба было достаточно. Но и глупцом обозвать его нельзя, поэтому здравомыслящая часть его сознания сопротивлялась в уверовании сказанных духом слов. Однако наив к жизни, доброта души и безграничное желание помогать страждущим срезали назревающие колосья подозрения.
Его жаждали видеть в Эрдхунде. Название одного из северных княжеств заставило Хельги вздрогнуть, что не могло ускользнуть от цепкого взгляда Невены, наблюдающей со стороны маленького зеркала подле залитого солнцем окна.
Эрхунд – место, где молодой человек начал новую жизнь, завел полезные знакомства, благотворно повлиявшие на его дальнейшую карьеру, что впоследствии уничтожила его жизнь. Эрхундский судья пожелал оставить кузнеца без всего и, подставив, это ему удалось. Хельги пришлось бежать и скрываться к северу от силумгарских земель. Верные друзья остались при своем, при молоте и наковальне и продолжали ремесло. И связь, казалось, потерянная восстановилась только что.
– Арчибальд! – Неосторожно, поддавшись нахлынувшим эмоциям, воскликнул Хельги, сбросив одеяло и гневно потрясая огромными кулаками. Естественно, злые, страшные образы приходят первыми, напрочь лишая сознание мыслить здраво. Беда, какая-то неизвестная беда приключилась с его друзьями в Эрхунде и они спешно послали за старым товарищем быстрого неуловимого гонца, гуляющего по зеркалам и отражениям, способного достигнуть любого уголка в мире, отыскать искомое. Именно так рассуждал Хельги, неспокойно расхаживая по комнате и кусая губы.
– Ответь же мне, Невена! – Кузнец взмолился, требую большего, чтобы понять, чтобы скорее собирать вещи и мчаться на выручку. Ему достаточно было одного лишь слова, чтобы вырваться из безмятежного мира хоббитского Захолмья. – Скажи мне больше, прошу!

Неожиданное появление духа было неспроста. Просто так вообще мало что происходит; оказия, казалось, единичного случая протекает по едва ли заметной тропе закономерностей, где каждый случай взаимосвязан и влияет, как на настоящее, так и на приближающееся будущее. Умея видеть и аккуратно идти по такой тропе, человек стал бы почти что всесильным, но, к сожалению, не в природе человека владеть подобным. Он должен быть слаб настолько, насколько позволяет ему его сила. Грубость и твердость тела поддаются под гнетом нестабильности обыкновенных эмоций: страх, переживание. Для многих это критические составляющие для изменений решений, но, тем не менее, не смена связанных случайностей.
Хельги сжимал и разжимал кулаки, раздумывая, что сейчас стоит предпринять в первую очередь. Кинуться собирать вещи и оставить селение полуросликов этим же днем? Посетить местного всеми уважаемого голову, рассказать о случившимся и спросить совета? Собрать маленькую дружину половинчиков и отправиться в спасательную экспедицию? Чувства всё сильнее охватывали взволнованного кузнеца, что тот резко остановился и схватился за разболевшуюся голову. Глаза его были закрыты, но перед ним четко пляса бородатые суровые лица друзей, которые стояли на эшафоте или под петлями и с типичной выдержкой слушали последний земной приговор перед тем, как отправиться на высший суд.
Дух, обеспокоенная поведением потерянного неприятными вестями человека, задала вопрос:
– Сможешь ли ты помочь им? Как сильно ты занят тут?
Медовый голос девушки немного утихомирил тревожную бурю на душе Хельги. Он успокоился, перестал держаться за голову, взял себя в руки. Приблизившись к зеркалу, кузнец оперся рукой о стену и посмотрел в зеленые красивые глаза Невены, казалось, ища в них помощи, подсказки, совета.
– Чтобы ни случилось, я обязан помочь им, как они когда-то мне! – Сердечно воскликнул он, прижимая руку к груди. – Местные дела я улажу к сегодняшнему вечеру, а завтрашним утром, – нет! – сегодня вечером отправлюсь к южным границами.
Верный своему слову, Хельги готов был сию же секунду пуститься в дорогу. Но обязанности доверенной ему должности констебля не позволяли ему проявить столь истовую свободу действий. Для начала нужно снять с себя их.
Несколько другая мысль ворвалась в сознание, побудив Хельги в свою очередь задать вопрос.
– Невена… – он замешкался, подбирая слова, – твоя роль гонца окончена и теперь ты уйдешь?
Легкий румянец заиграл на почти скрытых бородой щеках кузнеца. Отчего-то ему не хотелось расставаться с девушкой, даже несмотря на ее эфирно-зеркальную форму.

Когда Невена исчезла, Хельги несколько раз заглядывал за зеркало в надеждах отыскать потаённую дверь в мир зазеркалья или же с опаской обнаружить ловкий и продуманный розыгрыш. Но ни то, ни другое не могло оказаться действительностью. Зеркало отражало бородатое и растрепанное после сна лицо кузнеца, а деревянная стенка на ощупь оставалась такой же деревянной какой и была, безо всяких сюрпризов.
Кузнец сел на скамью и, протянув руку за крынкой, напился вдоволь воды, разведенной вином. Пустой бесстрастный взор остановился на пальцах на ногах, то разгибающихся, то наоборот сгибающихся. Голова шла кругом от неожиданного поворота событий. Можно ли принимать всё случившиеся всерьез? Был ли здесь дух по имени Невена в самом деле? Покрутив головой, Хельги не заметил ничего, что могло подтвердить это. Баюн всё также растягивался на кровати, мурчала и щурясь от лучей солнца, что заглядывали в окно.
В дверь постучали так резко, что Хельги вздрогнул и чуть было не выронил крынку. За порогом стоял упитанного и холёного вида хоббит.  Пухлые руки он грел в передних карманах своих брюк с лямками, а в зубах жевал золотой колос. Каштановые кудри были покрыты соломенной шляпой с петушиным пером и несколькими видами наживок для удила, которое зажималось подмышкой. Сына соседского фермера узнавали все благодаря его развязному поведению и постоянного безделью. Хельги узнал его тоже.
– Утро доброе-с, – просвистел хоббит, не разжимая зубов, чтобы не потерять драгоценный колосок. Не дожидаясь ответного приветствия, продолжил: – Батя послал меня сюда сказать, что голова ищет тебя, говорит, дело есть какое-то. А еще…
Последующий трёп соседского отрока кузнец пропустил мимо ушей, поскольку радость его охватило, что голова сам присылает к себе. Однако предстоящие дела, дела, вероятно, серьезные, не могли не расстроить того, кто собирался сегодня-завтра покинуть мирные земли.
Дорога до украшенного цветами и молодыми деревцами дома голова заняли ни много ни мало меньше четверти часа. У ворот его встретил привратник, сообщив, что хозяин его уже ожидает.
– А, дорогой наш констебль, – расплываясь широкой улыбкой во всё краснощекое лицо, голова жестком пригласил Хельги присесть.
Комната, или как отзывается об этом помещении сам хозяин, кабинет был безвкусно обставлен всем, чем только можно: огромные ковры на стенах покоились совместно с коллекцией охотничьих трофеев, на пьедесталах всевозможных размерах уныло, понимая всю ненужность в своем присутствии, прозябали бюсты поэтов, полководцев и мудрецов; оружие и доспехи пылились в углах, книжные шкафы громадой тянулись к потолкам, а большие зеркала-псише в искусных рамах подпирали стены.
– Дело, дело есть, мой драгоценный защитник, – продолжал между тем голова. – Кажется, снова к нам бандиты собираются.
– А кто… – констебль осёкся, ему показалось что в овальном псише ему мелькнула чья-то тень. Но взяв себя в руки договорил: – Кто распускает эти слухи?
– Как кто? – Голова явно не ожидал такого вопроса и поэтому ответ от него последовал не сразу. – Бабка Карла говорит, что внук её бегал и в лесу видел, как в маленьком шалаше какие-то мерзавцы кролика жарили.
– Так может охотники?
– По словам, морды слишком уж противнющие.
– Всех, чтоль, у кого морды противные в разбойники писать?
– Времена такие.
– Ну, хорошо, а где он их видел?
– К юго-востоку, что ли, – немного погодя, вспоминал голова, разминая пальцами морщины на лбу. – А демон его побери! Нету никаких разбойников.
– Как нет? – Удивленно воскликнул Хельги. – Ты же только что сам сказал.
– Да неважно, что я сказал, – голова откинулся в спинку мягкого и очень удобного кресла. – Просто, дорогой мой, к чему я веду. Разбойников нет. Охранят нас не от кого. А припасов у нас не вдоволь амбары забиты.
Кузнец вопросительно посмотрел на хоббита.
– Что ты имеешь ввиду?
– А то, мой дорогой, что слишком уж ты нам во много обходишься, а пользы от тебя нету.
Жгучая обида зашипела внутри человека; брови нахмурились, и, казалось, он становится больше в размерах отчего маленькому полурослику сделалось не по себе.
– Поэтому выбирай, – ломанным голосом говорил дальше хоббит, – либо ты принимаешься за дела для нашего общества, либо, уж прости, скатертью дорожка.
Хельги поднялся, хоббит сильнее вжался в излюбленное кресло.
– Прощай, мой друг, – и с легким поклоном, бывший констебль удалился.

Через некоторое время, Хельги уже набивал дорожную суму необходимым. Кот Баюн наблюдал за происходящим с самым отрешённым видом, доступным исключительно кошачьему виду.
– Невена. Невена! – Звали Хельги зеркало. – Я готов.

P.S.: в этом посте 666 символов