Седло натёрло задницу, майское солнце сожгло нос, с которого теперь уныло свисал кусок кожи, а от запаха разложения щипало в глазах. Шенкт опустил голову вниз, чтобы не видеть косых деревенских крыш на холме, угловатых пятен на ослепительно-сером небе. Их было пятеро. Пять багровых шляп, под которыми прятались утомлённые лица и столько же плащей. И того – три пятёрки.
Дорожную грязь неспешно месили копыта, жилистые ноги скакунов покрылись серой коркой. Бишоп шёл в конце. Старая Лад иногда останавливалась, словно засыпала, и охотнику приходилось в иной миг раза три пришпорить лошадь, чтобы та наконец сдвинулась с места. То же она сделала и сейчас, вляпавшись правым копытом в сухое конское дерьмо и замерев.
- О, нате! Опять плащи прихрятили, - раздался голос с левой стороны, но Шенкт не спешил поднимать голову, глядя на неизвестного исподлобья. В нос ударил запах грога и капусты.
- Мужик, отвянь, и без тебя здесь всё провоняло, - он забыл, как звали говорящего, хоть и был с ним солидарен – возможно, то и было главным. Единство.
- Шёл бы ты к демону вместе со всей своей шпаной!
И лишь бы не пришлось бить морду наглецу. Тем не менее, Шенкт уже просчитал в уме, сколько ему понадобится времени, чтобы снять двуручник со спины и вытащить его из ножен. Не меньше тридцати секунд.
- Плохо, - пробормотал охотник и сорвал с носа кусок кожи. Сзади донеслись крики ворон, и Шенкт соизволил обернуться на шум. Он посмотрел на мелкую стаю пепельных птиц и перевёл взгляд в ту сторону, откуда они улетали - несколько теней загорелось и погасло среди деревьев. Бишоп медленно потянулся к мечу…

… - Шенкт, ублюдок ты картавый! Что ты натворил?! – один из охотников приблизился к Бишопу почти в упор. Так, что слюни брызгали в лицо. Минуту назад на лицо брызгала кровь, поэтому полукровка даже бровью не повёл.
- Спас свою задницу. Быть может, и вашу.
- Да ты тут резню устроил!
- Я не люблю, когда мне целятся в затылок, - Шенкт вырвал из окоченевших тонких пальцев арбалет и рассмотрел ложе из тёмного плотного дерева, - неплохая штуковина для юной селянки.
- Эта… - охотник задыхался от прошедшего боя и ярости, но всё же взял из рук Бишопа оружие, - эта чернь просто обезумела. Шенкт, если из-за тебя нас поднимут на вилы, клянусь – задушу тебя собственными кишками.
- Нынче всем сложно.
- Капитан Глейн! – оба охотника обернулись на крик и увидели, как двое их товарищей поддерживают бледнеющего полу-эльфа, растерянно смотрящим на багровую от крови ладонь.
- Ш-ш-шенкт, - прошипел Глейн, но через секунду заговорил громче, - свалите трупы вон в ту кучу. Быстрее! Линкольт, найди лекаря.
Охотники быстро справились с исхудавшими телами нападавших. Кроме них на улице простолюдинов больше не было. Шенкт бросил взгляд на истекающего кровью воина и вытер меч об одежды убитой девушки, из рук которой и забрал арбалет.
- Это… это охотничий самострел, - тихо сказал, хмурясь, Глейн.
Полу-демон глуповато улыбнулся, взявшись за поводья Лад, чьё копыто до сих пор стояло в конском дерьме.
- Не было нужды убивать того пьяного человека, капитан. Он единственный был беззащитен...

… лишь дверь открылась, Глейн заговорил, - у нас раненный…
Шенкт лишь мельком слушал, что говорит капитан человеку в маске. Полукровка всё ещё стоял на пороге. Он поправил шляпу и исподлобья взглянул на женщину в доме, хотя взгляд этот был недолгим. Шенкт не любил запахи лекарств, они вызывали у него тревогу и раздражение, что случилось и сейчас. Бишоп держал себя в руках… хотя, наверное, кровавые брызги на неприлично конопатом лице вызывали не самые приятные чувства.
- Шенкт.
- Да, - голос прозвучал хрипло и низко, полукровка прокашлялся и добавил, - капитан?
- Ты остаёшься здесь. Рик на твоей совести, Шенкт.
- Да, капитан, - покорно ответил Бишоп и бросил изучающий взгляд на доктора, но ничего не сказал.
- Когда Рик поправится, ты знаешь, куда идти, - охотник отвернулся.
Шенкт сдержанно кивнул.

Отредактировано Шенкт (2016-02-08 18:54:13)

Шенкт поморщился от боли, когда раненый полуэльф закричал. Под тенью шляпы этого не было заметно, да и сам охотник продолжал молчать. Ничего хорошего в данном ему приказе он не видел, хоть точно так же и ничего плохого. Рик ушёл в беспамятство через несколько минут. Дверь за другими охотниками захлопнулась. В доме стало тихо.
- В углу ведро. Раз ты здесь, иди набери воды, - голос ворона прозвучал ожидаемо холодно и отчуждённо.
Бишоп поправил шляпу, с досадой заметив, что рога чуть выше линии скальпа начали пробиваться – росли они быстро, скорее бороды. И чесались гораздо больше. Он взял ведро и вышел на улицу, наблюдая, как багровые седлают коней. Шенкт прошёл мимо них и лишь прислушивался к удаляющемуся стуку копыт за спиной.
Он нисколько не считал себя виноватым за то, что начал бой. До сих пор помнил блеск болта и прищуренный взгляд девицы, чьи руки были покрыты сплошь бурыми язвами. До сих пор считал, что за бездействие поплатились бы не одним раненным, а пятью трупами. Четырьмя. Сам-то Шенкт ничуть не собирался умирать.
Немного воды выплеснулось на сапог да на зелёную пожухлую траву, но донести полное ведро охотнику труда не составило. Вернулся он через несколько минут, поставив воду рядом с доктором.
- Совсем плох? – на этот раз голос «дал петуха», прозвучав тонёсеньким тенором. Шенкт прокашлялся в чёрный кулак и осмотрелся.

Охотник не собирался устраивать человеку в маске допросы. Возможно. Возможно, пока. Бишоп уважал деятельность врачующих, хотя сам упрямо отказывался к ним обращаться за помощью – это отношение вызывало в мозгу охотника двойственные чувства. Ему было несложно примириться со стезей ворона, ибо работёнка самого Шенкта была ещё более пыльной, но вот довериться ворону – вряд ли. По крайней мере, полностью довериться – судя по действиям доктора, юного Рика он отправлять на корм червям не стремился. Впрочем, в худом случае, охотник бы не слишком расстроился из-за смерти коллеги. Один труп гораздо легче четырёх.

- Полу-эльф в этом замешан лишь отчасти, - Шенкт убрал руки за спину и улыбнулся, сделав паузу, - а я лишь исполняю долг и ищу ясность.
Улыбка почти сразу сошла с лица, лишь он закончил говорить.
На этот раз охотник посмотрел на раненную девушку дольше, не мигая, но и не щурясь по старой привычке. Он не любил магов. Колдовство было чуждо природе Шенкта, он не понимал сущности чар и умел их лишь давить, подобно фурункулам. Но с другой же стороны, к ведуньям он не испытывал больше ненависти, чем к другим одарённым магическими силами. Скорее даже меньше ненависти, потому как сам стоял по ту же грань, что и другие ведьмы. Пусть его самого не так-то просто было разоблачить в полукровности, он иногда понимал страхи светлых колдуний.
Но это не мешало ему рубить их головы, коль на то был приказ.
Женщина не вызывала у Шенкта желания презирать ещё отчасти потому, что она была слаба, и вряд ли сейчас представляла угрозу.
Бишоп почесал скальп, чуть приподняв шляпу и спросил, - у вас есть ещё одна ёмкость для воды? Лошадь устала, напоить надобно.
«И накормить тоже», - уже про себя подумал охотник, просчитывая в голове список предстоящих забот.
Ёмкость для воды, но не ведро. Исполнять долг, но не работать. Полу-эльф, но не Рик.
Шенкту было легко подбирать синонимы на слова с «р», но были случаи, когда и это не помогало – имена. Людей обижает, когда их называют по полу, профессии, расе или иному признаку, людям нужно внимание. Имя. За всю дорогу Бишоп так и не назвал ныне раненного товарища по имени, и, похоже было, это ему не шибко нравилось. Но сейчас вышеупомянутый персонаж благополучно пребывал без сознания, а черты лица были искажены болью от дырки в животе, но не обиды.

Шорох, раздавшийся совсем близко, помешал охотнику лишиться сознания; звук был необычный, медленно возрастающий, словно пробуждался после долгого бездействия, длительного забытья. В конце концов, тихий шорох сменился бульканьем, а затем и топотом, казалось, не ног, а копыт. Несмотря на заглушающее звуки хвойное поле, бег существа, явно возникшего почти что из ниоткуда, заставил багрянника перевернуться, чтобы не быть застигнутым неизвестным врасплох. Увы, сил его было недостаточно, чтобы справиться с мчавшимся на него комом уродства и извращения; монстр являл из себя практически то, что считалось эталоном поднятого страшным воображением колдуна мертвеца: длинные, словно ветви сухого дерева, руки с закругленными когтями, что дивно впиваются в плоть и держат стальной хваткой до смерти, а шипованным хвостом – добивать жертву.
Однако судьба послала спасителя в лице рыжеволосого мечника, что выскочил вперед и срубил пол черепа уродливой твари, а затем чинно, благородно, сказав несмешную ремарку о неправильном выборе отдыха, протянул руку помощи обессиленному Ижцу, на что тот ответил бесконечной благодарностью.
Они вошли в домишко. Ижец опирался, вернее, повис, на своем спасителе, внешность которого была ему призрачно знакома. Рыжая бледнолицая картавящая детина с острой бородкой и хитрыми блестящими глазами на резком лице, усеянным темными веснушками. Звали его Шенкт и был он, как и Ижец, охотником на нечисть.
Когда бесцветные глаза привыкли к тусклому освещению после долгому пути во тьме, сразу же попалась фигура завернутого в темные одеяния врача в маске черного ворона. То был Эвет, тот самый, кто присоединился к их группе и вместе с ними попал под нападение местных.
– Где Катрин? – Тихо, но грозно спросил Ижец, освобождаясь от помощи коллеги по работе. – Где остальные?

Спасал Бишоп, признаться, исключительно свою шкуру, а когда уже пыл схватки приостыл, то заметил собрата по плащу. Белоглазый охотник не улыбнулся в ответ, но Шенкт и не стремился вызвать улыбку. Он узнал исполосованное шрамами лицо, бесцветные глаза, выжженные, по слухам, проклятием рассерженной колдуньи. Охотники – один прямо, другой, повиснув на его плече – вошли в дом, и Шенкт глубоко вдохнул тёплый воздух, согревая лёгкие. Что-то неестественное было в запахе докторской лачуги (и только сейчас он этому отчего-то придал значение), что-то схожее с ароматом из пасти той твари, которая едва ли кадык ему не откусила минутой раннее. Но что он, обычный охотник в багровом, мог знать о деятельности Ворона? Вообще, многое. Только вот сейчас эти знания оставались без применения. 
Ижец, а так звали «спасённого», говорил с человеком в маске как со старым знакомым. Отсутствие радости в голосе и того, и другого Шенкта не удивило. Рыжеволосый охотник не вмешивался в беседу ровно до того момента, как доктор сам не попросил его об этом. Спросил, точнее сказать.
- Всего лишь оживший покойник. - ответил Шенкт мерно, хотя для него это был не «всего лишь оживший», - Лютый, как чума, и стыда с блошиный х...
Последнее слово было не то перебито, не то заглушено кашлем приходящего в себя полуэльфа, но, в принципе, значение от того не утратило. Шенкт тихо втянул воздух через ноздри и поправил шляпу, съехавшую почти к переносице.
По пути в деревню эту охотник, как ни странно, заметил кладбищ мало. Погибших ныне сжигали, а прах закапывали на безымянных погостах. Мертвец, атаковавший Шенкта, был свеж. Относительно. Он не сгнил, не обгорел, его холодные кости обошла стороной чума, уродовавшая тела чернотой и шрамами от язв.
Он был убит? Вполне возможно. Осталось узнать, кому потребовалась злобная тварь с того света, охочая до свежих потрохов.

Отредактировано Шенкт (2016-02-18 15:45:35)

Разделавшись с кожаной курткой и выпачканным едва ли различаемой кровью на темной ткани дублетом, Ижец не без помощи, содрогаясь всем телом, оказался на длинном столе, где, вероятно, до него успели побывать и другие. Он заметил, что помимо Катрин, был слышан другой тихий голос того, кто привык бороться со смертью даже находясь подле её порога, того, кого залатали, накормили, согрели и оставили в ожидании победителя; сумеет ли убежать от злополучного и рокового порога или нет. И верно, право стоял другой стол и занятый другим телом, слабым, бледным, словно мертвым. Ижец не хотел умирать; столько всего еще оставалось невыполненным, столько чудовищ всё еще бродит по болотам, горам, лесам и даже городам, умеючи маскируюсь под людей, а в частых случаях ими являющимися. Именно перед смертью так ценится жизнь, даже если она ужасно паршивая была. И любой новорожденный ценитель жизни молит, искренне молит все высшие силы, всех божеств, всех духов и деревянных истуканов, которые начинают видится в горячем бреду, даровать ему второй шанс, чтобы впоследствии испоганить и его, ничуть не изменив принцип жизни.
Пока подозрительный Эвет отвернул свою страшную маску, Ижец вцепился в руку стоящего рядом охотника и, наклонив того к себе, с трудом выдавил тихий шепот покойника:
– Не… кхе… доверяй ему, Шенкт.
Затем глаза его закатились, голова запрокинулась, и Ижец лишился чувств.

Слова Ворона лишь пуще прежнего разбудили в Шенкте подозрения - отчего же он, столь несильный в целительской магии, вдруг проявил столь неслабую волшбу? И если это целительство, то почему он стоял так далеко от раненных?
И если это целительство, то почему он не возмутился, когда Бишоп подавил его колдовство?
Последнее не давало ему покоя - врач, который стоял перед ним, явно был не из тех, кто оставил без внимания такое наглое вмешательство в его дело.
Бишоп вспомнил предостережение белоглазого охотника. И он поверил его словам, сказанными пусть, быть может, в бреду.
Шенкт подал ему лопатку, - чума жестока, но не стоит и её винить во всех бедах.
В следующий миг он растерялся - магия дала ему горячую пощёчину, но подавить её в этот раз охотник не решился - магия эта, чьим отродьем она не являлась бы, света, тьмы, иного чиха Индара, вырвала из тела Ижеца то мёртвое, уже начинающее гнить. Оставалось надеяться, что сие действие было совершено своевременно.
Миг растерянности быстро растворился, и Шенкт, вновь возвративший холодный разум, огляделся по сторонам. Не сразу он нашёл то, что искать было приказано, но не повиноваться охотник не мог - достаточно тверды и убедительны были речи врача. Ну, и его действия.
Он стоял чуть позади, подавая предметы врачу, зорко наблюдая за его действиями. Ему не были отвратны картины рванных ран, крови и краснеющих от неё тряпок, слишком уж много подобного он повидал за свою жизнь - по крайней мере, чувства, которые им сейчас овладевали, никак не могли сравниться с тем ужасом, когда он, девятнадцатилетний мальчишка, был вынужден принимать роды у спасённой селянки. Охотник поёжился от сих мыслей и даже обрадовался, что Ижец всего-то тяжело ранен.
Шенкт подал последний зажим.

Отредактировано Шенкт (2016-02-29 20:14:50)

Мир во снах определенно волшебен, сказочен, неузнаваем; в нем нет границ, которые не пускают дальше словно бесконечные горы и отроги на пути, нет начала и нет конца. Этот мир просто есть, и его нужно просто прожить. Свобода, царствующая там, диктует, однако, свои собственные правила, полностью отказывая в контроле самого спящего. Прекрасный пейзаж, удивительной красоты женщина, славная хижина на берегу реки, из которой сам в корзину выпрыгивает лосось неожиданно сменяется на черноту, где куда ни повернешься всюду если не увидишь, то почувствуешь страх, что смотрит и убивает невидимым взглядом.
Ижец дернулся на деревянном столе, почуяв резкий запах водки, которой Эвет смазывал умеючи зашитую рану. Компресс жег, причинял боль, отчего охотник зажмурился, сжал кулаки и, казалось, вжался в стол. Тем не менее жизнь возвращалась; взор просветлел, хоть и не был никому заметен, мышцы наполнились благой усталостью, но легкие не без труда наполнили  пока еще щемящую грудь воздухом. Первое, что Ижец сделал это попросил воды. Смертельно мучила жажда и любопытство; разговор с Катрин и другими охотниками должен быть не замедлим.

- Гончая. Много, говор-рите? – на этот раз «р» он промурлыкал, - не без пхичин. Ваше спокойствие похвально, господин, но… скажите честно: боитесь ли вы больше гнуси, о детищах коей вы сказали, как о давно пхивычном? Или гн… кхм… неужто алых плащей? – Шенкт остановился, поглядев на раненного охотника, - неужто и оставил, - пожал плечами.
Он услышал голос Ижеца, слабый и усталый, - Шенкт, как ты, сукин сын, сюда забрел? Что ты тут забыл?
Но на сей вопрос тифлинг не ответил, слишком уж риторически он звучал в нынешней ситуации. Охотников не спрашивали, куда им любо станется идти, да и не было в их стезе мест, где было бы любо. Подобно верному псу, оставалось лишь подчиниться и кинуться в пучину опасностей… чтобы, в лучшем случае, оказаться на пороге смерти.
Впрочем, Шенкт был почти что рад идти в зачумленные земли по той причине, что не было ни средств, ни желания у уважаемой инквизиции рыскать в поисках нечистой крови. Была ведьма, превратившая Кармартен в миазменные пустоши, была ведьма, взявшая бремя ненависти на свои хлипкие ли не хлипкие плечи. Была ведьма, у которой пока не было лица.
Тифлингу ни чума, ни иная болезнь не страшны, поэтому на одну причину страха у Шенкта было меньше, хотя он и старался сим не слишком бравировать – кто знает, что заподозрят братья по вере, когда увидят, что одних, выносливых и стойких, хворь косит, как пожухлый сорняк, а другого обходит стороной? Так и до проверки недалеко.
– Кто тут с тобой? Кто это?
– Это? Р-рик, - ему не нравилось имя полуэльфа, но на этот раз он опять же сумел промурлыкать нелюбимую согласную, а не превратить её в «г» или «х», - со мною был. Болт словил в кишки, вот и здесь.
– Вам удалось что-нибудь разнюхать об очаге этой заразы? Надо же как-то кончать эту косящую всех налево и направо херню. Верно, доктор?
У Шенкта были догадки, но он решил услышать доктора, а заодно и ответ на свой вопрос. Человек в маске вызывал не то подозрение, не то уважение – как и любой из вороньей братии. Охотник был почти уверен, что дело тут не в целительской магии. Почти.

– Ясно-понятно, – сказал как плюнул Ижец, смотря в настоящие глаза доктора; тот, к всеобщему удивлению, снял воронью маску, явив свету истинное лицо. Ничем не примечательное, обыкновенное лицо, каких тысячи можно увидеть на рынках или в страшных подвалах инквизиторских казематах. – Ясно-понятно.
Старый деревянный покинутый сруб, стоящий на отшибе, не отличался славной защитой или же прикрытием. Деревенские жители, отчаянные до безумия, вероятно, решатся и постараются забрать колдунью, способную отгонять чумные волны и спасать людей. Ветхий домишко с одним полноценным охотником и подозрительным доктором явно не будет для них особой преградой, отделяющей их от Катрин.
– Хватит сидеть, – Ижец принялся одеваться, иногда морщась от боли при движении. – Выходим. Надо отыскать инквизитора, что был со мной и девушкой. Я отвечаю за его задницу. Шенкт, ты со мной? Или останешься здесь аки сиделка для эльфа? Для этого есть он, – охотник брезгливо кивнул в сторону Эвета.
Потерянное или же вероятнее украденное оружие Ижец возместил, забрав полутораручный меч у лежачего эльфа и один из его ножиков.
– Доктор, – обратился охотник, будучи уже на пороге. – Как долго еще продолжатся пляски вокруг раненных?
Говоря это, Ижец чувствовал бешеную слабость и головокружение. Однако желание покинуть этот дом гнала его даже в таком состоянии прочь.

Катрин приоткрыла глаза. Всё тот же потолок, всё те же запахи, казалось ничего не изменилось с её последнего пробуждения. Хотя… Всё же изменилось, еще тогда, когда из забытья девушку выдернул истошный крик! Что же тогда сказал ей Эвет? Кажется, то что здесь свои.
    Колдунья мысленно улыбнулась. Всё время болезни ей думалось, что про неё забыли, что не вернутся за ней, что так и придётся оставаться здесь, в этом доме, рядом с этим доктором. Да, Катрин была благодарна ему за спасение, ведь если бы не он… Что сейчас было бы с ней, девушка не хотела думать. Но с другой стороны, она его боялась. Что-то было в нём такое, помимо страшной маски, что-то тёмное и неприятное. А светлая колдунья отнюдь не хотела ввязываться во что-то нехорошее. И так уже случилось то, чего она никогда бы не предугадала. На них напали! Да ещё кто! Обычные селяне, которым, по сути, они и прибыли помогать. После такого вообще не хотелось кому-либо помогать, но Катрин не имела права бросить службу. Поэтому, как бы рассержена она не была на весь человеческий род, ей придётся и дальше выполнять свою работу. Для этого осталось всего лишь встать на ноги.
    Девушка попыталась проанализировать своё состояние. И очень обрадовалась, поняв, что почти здорова и что магические силы потихоньку к ней возвращаются. Значит за ней пришли очень и очень вовремя! И, кажется, пора было дать о себе знать. Ведьма, сделав огромное усилие, села на . Тело затекло и не слушалось, рана, не дающая покоя все эти дни, вновь заныла. Но все это было не так страшно, и Катрин знала, что с лёгкостью перенесёт эти тяготы. Поэтому она встала на деревянные ноги и медленно, держась за мебель и стены, вышла из комнаты, тут же упав на ближайший стул. А вот теперь, проделав такой героический поступок, можно было и обратить внимание на людей, присутствовавших в доме. У входа стояли двое мужчин. Ижец, которого Катрин знала достаточно давно и с которым была в одном отряде. Она была рада его видеть. Второго мужчину колдунья не знала, да и вряд ли когда их пути пересекались. Ибо эти рыжие волосы девушка бы явно запомнила. Еще здесь был полуэльф. Вроде живой… Ну и доктор, на этот раз оказавшийся без маски. Катрин только отметила, что без неё ему идёт явно больше и переключила свое внимание на остальных.
- Добрый день, господа, - хриплым голосом поздоровалась Катрин, даже не попытавшись улыбнуться. Ибо обстоятельства их встречи не очень предполагали радость и веселье.